Семья Рудиных перед войной жила в Можге. Василий родом из Можги, его жизнь была связана с заводом «Дубитель», где он работал и был комсомольским вожаком. Была у него бронь. Евдокия после окончания фельдшерской школы работала в больнице. Она была военнообязанной, поэтому с началом войны ее сразу призвали. Служила она в военном госпитале в Сарапуле. Дома на попечении мужа остались маленькие сыновья Боря и Леня.

                   Борис Дмитриевич мог бы всю войну работать в тылу, быть рядом с сыновьями, но не мог. И он стал проситься на фронт. К тому времени и в Можге открылся госпиталь, появилась возможность Евдокии перевестись в Можгу.

                 Письмо жене в Сарапул

- Здравствуй, моя дорогая хорошенькая комариха!

Вчера вечером получил от тебя весточку и гостинцы через Катю Соловьеву. Спасибо, дружок, за всё. Моя любимая, Катя говорит, что ты плачешь всё время. Почему так? Неужели можно помочь слезами тому горю, которое постигло нас? Нет, Дуняшка, за своё счастье надо бороться, а слезами горю не поможешь, они излишни. Я знаю, что тебе там очень тяжело, и положение ещё ухудшается, но что же сделать? Я готов сделать всё, чтобы ты была здесь, но и то, что мной сделано, оказывается недостаточным, осталось ещё написать в Республиканский военный комиссариат т.Плехову и я напишу копию.

Не падай духом, не за горами то время, когда мы снова будем вместе и снова заживём счастливо.

Нам здесь тоже, милочка, не так легко. Я лично всё переношу с таким трудом, что порой кажется вместо сердца в груди останется скоро кусок кровоточащего мяса, но что бы ни случилось дальше, я буду бороться за наше будущее до последнего вздоха и, вздохнув последний раз, буду думать о тебе, моя любимая дорогая жена.

Ты извини, Дуняшка, что возможно некоторыми письмами я расстраиваю тебя, не всегда они получаются такими, какими бы им быть следовало, но что делать, когда жить приходится больше сердцем, а не умом.

Мы все здоровы, но болят наши сердца о твоём здоровье, помочь же мы почти ничем не можем. Посылаем тебе с Катей маленькую посылочку, в ней перчатки, на ноги из старого сукна небольшие портяночки, которые обмётывали одну я, а другую сыновья с бабушкой, бумага для писем.

Сегодня ходил на базар, думал купить тебе что-нибудь на голову, но ничего не купил, на рынке ничего нет. На всякий случай посылаем белый берет и ещё трусы, денег 30 рублей. Знаю, что мало, но большим пока не располагаю. На них купи что-нибудь на голову, а то в пилотке сейчас плохо. Не порвались ли сапоги? Жаль, что нет валенок, на базаре они стоят 160 рублей, Получишь деньги, купи, мы проживём, а твоё здоровье для нас дороже всего. Будем в скором времени ждать тебя домой. Если пока не на вовсе, так за пальто. Приезжай, дорогая, мы тогда будем самыми счастливыми, ведь наше счастье – это ты. Ну, пожелаю, моя милая комариха, тебе быстрейшего возвращения к нам, а пока всего хорошего. Целую мою любимую женщину 1000000000000 раз.

Вася. 12 октября 1941г.

Письма с фронта

Здравствуйте, мои славные дорогие! Привет всем от того, кто вас любит пуще всего на свете, кто всё время думает о вас, от вашего Папы, мужа и друга. Видите, пишу вам почти каждый день, очень уж мне скучно без вас одному, так бы и улетел к вам, кабы была у меня воля. Да, мои дорогие, жизнь так изменчива, не знаешь вперёд, что ждёт нас впереди, разве я мог думать, что на мою долю достанется столь много испытаний, хотя время всего прошло ? месяца. Вот уже 4 суток находимся в теплушках, набиты как селёдки в бочке, хотя бы двигались, а то стоим на одном месте по 2-е суток. Пошли вторые сутки, как сидим без хлеба, хорошо у кого есть сухари, а если нет, то всё внутри сводит, с удовольствием съел бы очистки от картошки. Конечно, виновато наше начальство, которое не беспокоится о нас, хорошо, что есть, что курить, а то было бы ещё тяжелее. Когда выедем из Москвы, нам пока не известно, но как всё это муторно целые сутки сидеть в вагоне и не уйти никуда. Очень плохо, что нет товарищей из Удмуртии, я один, а одному в дороге ох как плохо. Надо иметь или очень много нахальства и грубости, чтобы завоевать себе сносные права на существование, или терпеть, другого выхода нет. Товарищи настолько грубы и нахальны, что разговор на 50% состоит из матов и других нецензурных выражений, слушать это в течение многого времени просто невыносимо. Грубое враньё, циничные анекдоты, картёжная игра, вот всё, что может развлечь. Даже политбеседы никто с нами не проводит, несколько дней нет газет. Как хочется скорее попасть на фронт, почувствовать себя человеком и в борьбе за родину погибнуть, или, возможно, увидеть снова вас, мои милые дорогие друзья.

Вы, в особенности ты, моя дорогая комариха, простите, что пишу я то, что есть, не скрывая ничего, у меня нет других друзей и поделиться своими чувствами так хочется. Конечно, всё это временно, и будет время, когда все эти лишения будут казаться сном, но ради вас я готов и на худшее, лишь бы снова видеть и любить вас как прежде.

Ну, мои дорогие, до свидания, очень плохо, что я ничего не знаю о вас, а как хочется получить весточку. Целую вас всех, мои милые. Ваш В.

3 марта 1942 г.

Здравствуйте, Все!

Шлю вам, мои милые дорогие комарики, свой сердечный красноармейский привет с тысячами наилучших пожеланий в вашей жизни. Мои золотенькие Дуняшка, Боря и Лёничка, сообщаю вам, что я жив и здоров. Дела мои идут по-прежнему, живём мы ещё на старом месте в одной деревушке, правда, скучно здесь, но времени на скуку остаётся мало, и поэтому жить можно. Наше начальство неплохое, что также очень важно для нас подчинённых, в общем, жить можно и, откровенно говоря, живу я пока неплохо. Что будет дальше, не знаю, т.к. школа, в которой я сейчас нахожусь старшиной, вероятно, скоро будет расформирована, а куда нас отправят – неизвестно. Если я попаду снова в эскадрон, в котором было до школы, то и там плохо, наверное, не будет, командир взвода парень хорош, только кем я там буду? Т.к. при мне свободных должностей не было, а иметь звание и быть рядовым не хочется, т.к. не принесёшь для Родины той пользы, на которую имеешь знания. Ну ничего, мои дорогие, всё обойдётся по-хорошему, как и всегда, в чём я уверен. Как живёте, мои дорогие? Хоть бы одно словечко услышать о вас, или хотя получить маленькую записочку от вас, мои хорошенькие, но что поделаешь, верно судьба такова, что приходится скучать и ждать лучших времён. Очень я беспокоюсь о вас, мои комарики, как-то там у вас дела. Вероятно, на рынке всё стало дороже, а денег у вас нет, а поэтому жизнь неважная. Помочь я пока вам ничем не могу, деньги, взятые из дома, я израсходовал в дороге до копейки, потому что были такие трудности, о которых писать не стоит, они и так тебе понятны, а зарплаты здесь ещё не получал. В чём ходят ребятишки и ты, Дуняшка? Сумела ли починить обувь, наверное, всё время у вас ноги сырые и вы часто болеете? Что не подумаешь о любимых, оставленных в такой тяжёлый период. Кабы я был дома, как-нибудь бы вышли из положения. Очень прошу вас, мои дорогие, как-нибудь берегите себя, может, надо, несмотря на весну, сидеть побольше дома, чтобы лишний раз не простывать. Как буди у вас там, тепло ли, и прилетели ли скворчики? Здесь снег сошёл почти весь, остался ещё в лесу, сейчас наступило после дождей похолодание. Здесь много тетеревов, и утром каждый день мы слушаем их песни, раз ходили даже на охоту, хотя ничего не принесли. Получили ли, Дуняшка, справку о том, что я в армии, которую я послал ещё из Коврова? Получили ли вещи? Я всё думаю, не сгнил бы мешок, т.к. валенки были сырые, и я их так и затолкнул в мешок, потому что сушить было негде и не было времени. живёт ли ещё у нас мама? Жив и здоров ли голубок, наверное, он сейчас очень скучает по воле. Когда придётся ехать на передовую, нам пока неизвестно, но в мае, вероятно, будем там. Очень я соскучился, Дуняшка, по кино, так хочется посмотреть какую-нибудь паршивенькую картину и послушать музыку, возможно, придётся съездить в скором времени в Калугу, там постараюсь обязательно побывать. Живёт ли дома Егор Иванович и Поздеев Яков Иванович? Если увидишь их и Селифанова А.Н. передай им от меня привет. Скажи им, что мы их очень ожидаем сюда, т.к. здесь от них пользы будет больше, да и время уж им быть здесь. Привет сёстрам Селиверстовым и всем знакомым.

Привет Маше, Глаше, Жене и Лиде. Пишет ли письма Петя?

Ну, мои дорогие, пожелаю вам всего наилучшего, оставайтесь живыми, здоровыми и ждите меня.

Дуняшка, я ничего не писал о том, что часто писал будучи в Москве, думаю, что ты понимаешь всё положение и будешь благоразумной, и тогда, когда я вернусь домой, то никаких неприятных сюрпризов для меня не будет. Надеюсь на тебя, моя дорогая.

Ну, до свидания. Целую вас. Ваш В.

26 апреля 1942 г.

Здравствуйте, мои дорогие!

Дуняша, Боря и Лёничка!!! Шлю вам, милые, свой сердечный привет с наилучшими пожеланиями. Ну, я лично пока жив и здоров, правда, за эту неделю пришлось пережить очень много, трудности остались позади, и о них не хочется вспоминать. Сейчас мы находимся на передовой линии одного участка Западного фронта и каждую минуту ожидаем приказа командования о вступлении в бой с фашистскими извергами. Мой автомат чист и всегда готов к бою. Постараюсь, мои милые дорогие, отомстить врагам за слёзы, горе и страдания ваши и всех тех, как и вы оставшихся в горе и несчастии. От вас долго не было письма, но вчера вечером одно получил и получил второе письмо от мамы. Очень рад, мои милые, что вы живы и здоровы, скоро будет поспевать в огороде и вам будет полегче житься, и мне за вас будет поспокойнее. Да, Дуняшка, много мне в жизни пришлось пережить трудностей, большинство из них мы переживали вместе, но все они не стоят одного часа тех трудностей, которые приходится бойцам иногда переживать здесь, на фронте, но, оказывается, человек может перенести очень многое и порой даже кажущееся невозможное. Когда я приеду домой, моя дорогая, я думаю рассказать тебе всё от начала до конца, что пережито и передумано мной за это время.

Дуняша, ты пишешь мне о Грозном. Наверное, ты получила оттуда на моё имя письмо? Так, да? Я свой адрес никому не сообщил, кроме тебя и мамы… Кто знает, увидимся ли ещё когда-нибудь, скажу честно, что о ней я не мечтал и даже не думал. Вы все трое составляете мою личную жизнь, и она мне дорога неимоверно, мечтать о чём-либо другом нет нужды и не время, вот и всё, что я могу сказать. Если у тебя есть сомнения, выбрось их как ненужный хлам. Я за этот период много изменился во внешности, прежде всего, крепко поседел и после войны буду, наверное, вовсе чалый. И похудел, в особенности за последнее время, ну, это всё пустяки, были бы кости да кожа, остальное будет, правда? В части питания здесь неплохо, хлеб у меня даже остаётся, но физически, особенно такому «богатырю», как я, откровенно скажу – трудновато. Плохо и очень плохо то, что всё же я один, правда, в отделении у меня есть ребята ничего, но всё же было бы лучше иметь товарищей из одного города или района.

Ну, пользуясь свободной минутой, написал огромное письмо, хотя, возможно, не успею побриться и буду ходить ещё с большой бородой, в которой также есть серебряные волоски.

Твоей маме в Вавож послал письмо, поблагодарил её за заботу о вас. Ну, наверное, вы уже отведали земляны, я тоже видел красные-красные ягодки, но попробовать ещё не пришлось. Кушайте и за меня побольше, но немного насушите, чтобы когда я приеду, то всем разок хватило попить чаю с сушёной земляникой.

Ну, сопливые мои комарики, Боря и Лёничка, мама и бабушка вас хвалят и чтобы нам потом встретиться… Пожелаю всем всего хорошего. До свидания. Целую крепко-крепко много раз. Ваш В.

6 июля 1942 г.

Здравствуйте, мои дорогие!!!

Дуняша, Боря и Лёничка, шлю вам мои милые, свой фронтовой привет с наилучшими пожеланиями в вашей жизни. Очень рад, что вы сейчас все вместе и живёте хорошо. Я, Дуняшка, сегодня получил от тебя письмо от 10 августа, спасибо, дорогая. Ну, моя настоящая жизнь тебе, видимо, известна из двух открыток, посланных мной с передовой. Человек, говорят, может привыкнуть ко всему. За эти дни с 11-го числа я привык к свисту пуль, к разрывам мин и снарядов и к постоянному гулу боя. Ну, конечно, война без жертв не бывает, часть моих товарищей, с которыми я ходил в наступления, нашла себе могилу на поле сражения, другие попали в лазареты, а я пока жив и здоров. За всё время лишь один осколок мины ударил мне в ногу, но не пробил даже кожи у сапога. Правда, Дуняшка, первый раз было страшно, но испытание я выдержал и за себя сейчас уверен, ни пули, ни смерть не остановят меня от мести за кровь и смерть моих товарищей, за страдания нашего народа.

Сейчас я, Дуняшка, нахожусь уже третий день не во 2-м взводе, а капитан взял меня к себе командиром отделения управления. Здесь опасности меньше, хотя, говорят, от судьбы не уйдёшь. От Бори я письма не получал, о чём очень сожалею. Очень рад твоим успехам, Дуняшка, в части овощей, что картошка растет хорошо и всё прочее. Вот только будет забота в части их хранения зимой, но я думаю, ты их как-то перемеряешь и ссыплешь в подполье к маме, тогда будет всё в порядке. Я тоже очень и очень скучаю о вас. Сегодня тебя, Дуняшка, видел во сне, правда, сон был короткий и не так приятный по содержанию, но я рад и этому. Конечно, будет время, когда мы увидимся не во сне, а наяву и заживём счастливо. Писать больше нечего и некогда. Бумагу я получаю в каждом письме и отвечаю на ней. Да, чуть не позабыл, пошли, Дружок, листочек табачка в конверте, буду очень рад.

Ну, дружок, до свидания, до свидания, мои милые соколики, целую вас всех много-много раз. Всегда ваш Папа.

19 августа 1942 г.

Здравствуйте, милые!

Я вам письмом уже сообщал, что 26 августа меня ранило неопасно, операция была 30 августа, осколки достали. Сейчас еду в тыл на лечение, эту открытку пишу из Калуги, дальнейший путь неизвестен. Не волнуйтесь и не беспокойтесь за меня, всё будет в порядке, поправлюсь скоро. Был бы очень счастлив, если бы на излечение попасть в Удм.АССР. Как только будет адрес, сообщу. Привет от меня всем родным. Ваш Василий.

31 августа 1942 г.

Здравствуйте, Дуняша, Боря и Лёничка!!! Привет нашим мамам, всем родным и знакомым. Как вы, мои дорогие, живёте, как здоровье? Я от вас не получал писем около месяца и поэтому о вас очень скучаю, всё думаю о вас, так бы и улетел к вам повидаться хотя бы на пару минут. Ну, мои милые комарики, живу пока неплохо, лежу и отдыхаю за все пять месяцев. Первые дни, несмотря на боль от ран, спал день и ночь, ну, а сейчас, конечно, отоспался. Раны мои подсыхают, на пояснице с раны уже сняли бинт, на шее также скоро снимут, в общем, скоро переведут в число отдыхающих и в часть. Плохо то, что придётся быть на передовой в самую паршивую осеннюю погоду, но что же поделаешь, верно, такое моё счастье. Очень жалею, что не довелось побывать дома, если случится подобное несчастье впредь, то лечиться буду обязательно дома. Лежать в госпитале очень скучно, поэтому убиваю время чтением книг, хотя их здесь очень мало, но всё же есть кое-что новое для меня.

Да, Дуняшка, приходится вторично испытывать свою судьбу, это потруднее будет, чем в первый раз, но ничего, поправлюсь и за свою кровь отомщу врагу в десятикратном размере, лишь бы хватило здоровья. Сегодня, мой друг, исполнилось шесть месяцев, как мы расстались, время небольшое, а пережито столько, что хватило бы другому на всю жизнь. Вчера я товарища по несчастью и соседа по койке провожал домой на 6 месяцев. С одной стороны мы ему завидовали, а с другой было жаль его в несчастье. Всё бы ничего, Дуняшка, но я очень беспокоюсь о вашей судьбе и в особенности боюсь за предстоящую зиму, которая для вас будет очень тяжела. Как вы её переживёте? Как бы я хотел быть с вами и помочь вам. Дуняшка, ещё раз прошу, всё, что осталось моё дома, перешей или переделай ребятам и себе, если я вернусь домой, то будет всё необходимое на первое время для меня, т.к. из армии сейчас мобилизуют в полном обмундировании. Если, Дуняшка, ты не исполнишь мою просьбу, то я буду очень обижен. Очень хочется получить от вас письмецо, на днях ожидаю, но не знаю, получу ли.

Да, дружок, я насмотрелся здесь на твоих коллег, и если у них есть мужья, то я им не завидую, не завидую и будущему твоих коллег. Но это между прочим. Не обращай внимания, не сердись и не думай о мне плохо, как не думаю плохого и я о тебе.

Ну, пожелаю вам, мои родненькие, всего наилучшего, живите, не скучайте. Целую вас 1000000000 раз. Обнимаю вас крепко-крепко. Ваш всегда В.

г.Рязань. 20 сентября 1942 г.

Здравствуйте!!!

Дуняшка, Боря и Лёничка, мои милые комарики, шлю вам свой сердечный привет и лучшие пожелания. Сегодня по случаю выходного имею время черкнуть вам письмецо, думаю, что лишнее письмо для вас доставит радость, т.к. и ваши письма для меня тоже большое радостное событие, а получаю я их очень мало, поэтому они мне очень дороги. Живу я по-старому, всё время на занятиях и уборке лошадей, времени свободного нет. Всё бы это ничего, но вот ноги меня мучат, хожу как опоенная лошадь, а бегать вовсе не могу, болят в коленках и ниже, посоветуй мне, чем и как лечить. Только условия здесь ведь такие, что многие процедуры проделать невозможно. Сегодня, Дуняшка, видел тебя во сне, сон был хороший, но вот сыночков при всём страстном желании увидеть во сне не могу. Дуняшка, как я скучаю о них, порой, кажись бы, отдал всё на свете, чтобы хоть разок взглянуть на них. Когда приходится видеть чужих детей, смотрю на них и так болит моё сердце, думаю, поди, и о них скучают такие же, как и я несчастные отцы. Я часто думаю, что какая будет великая радость, когда мы встретимся все и заживём все вместе.

Когда я был в боях, в самые трудные моменты, где жизнь висела на волоске, я вспоминал вас, и мне было легче переносить эти жуткие минуты. Да, мои дорогие, много пришлось перенести за эти 16 суток беспрерывных боёв с фашистами, попадал в такие передряги, что выбирался только из них невредимым благодаря случайностей. Один раз просидел в 50 метрах от окопов противника сутки без воды и пищи под беспрерывным обстрелом, но и от меня им спокою не было, не одна шкура была продырявлена моим автоматом. Несколько раз меня засыпало землёй от близкого разрыва бомб и снарядов, но оставался невредим и продолжал мстить немцам за их злодеяния, не отпуская ни одного случая удобного, чтоб не послать им порцию горячего гороху из своего автомата или гранату. Да, великая ненависть к фрицам кипит в сердцах каждого бойца, побывавшего на передовой. Сколько бы они ни кричали о победе, но им будет конец, не спасёт их ничего, победа будет на стороне правых, будет время, когда они будут бежать так, как бежал Наполеон в 1812 году, и хорошо ещё будет, если сумеют опомниться в Берлине.

Что ещё ждёт нас впереди? Но, что бы то ни было, я думаю, что настанет же время, когда мы заживём хорошо и радостно. Наши дети выучатся и будут работать, а мы с тобой, моя старушка, купим маленькую халупку с участком, на котором разведём садик, будем выращивать овощи и нянчить внучат, когда сыновья придут к нам в гости. Конечно, всё будет хорошо, если мы сумеем перенести все трудности и будем беречь себя, ведь наша лучшая жизнь вся ещё впереди. Я, Дуняшка, жду от тебя большого письма, имей ввиду, что я за 3 месяца от вас получил всего одно письмо и одну телеграмму, так что я думаю, что тебе есть что написать. Жду писем от Бори и Лёни, жду писем от Мамы. Дуняшка, с кем-нибудь перешли мой адрес Селифанову Ал.Ник. Я ему из госпиталя послал письмо и тоже жду ответа.

Ну, писать, кажется, больше нечего, ведь я вам пишу и так очень часто. Написать, конечно, можно очень многое, но всё ведь всё равно не напишешь. Напиши, Дуняшка, тепло ли в квартире и как живёшь с соседями, помогает ли хоть чем-нибудь завод семьям красноармейцев, и если да, то помогли ли чем-нибудь вам? Помогает ли школа ученикам фронтовиков? Где сейчас живёт Клаша и здоровы ли у ней дети? Пишут ли Петя и Женя, нет ли писем или каких-либо вестей от Сергея?

Ну, мои дорогие, кончаю послание, написал столь, что, наверное, читать вам надоело. Желаю вам всего хорошего. Дуняшка, поцелуй за меня моих комариков, только не кусай, а то они на меня обидятся, а сыночки пусть поцелуют тебя за меня. Ну, до свидания.

Счастливо всем оставаться. Любящий вас ваш В.

Ковров. 15 ноября 1942 г.