 17 января, когда в мире отмечали 70-летие освобождения Варшавы, жительнице с.Волипельга Анисье Васильевне Карандашовой исполнилось 90 лет. Так уж получилось, что освобождение Варшавы стало подарком на ее двадцатилетие, а нынче 70-летие освобождения польской столицы совпало с ее 90-летием. Сегодня Польша и не вспомнит ясноглазую девчонку из маленькой вавожской деревеньки Нюрпод, а ведь есть и ее частица в большой общей Победе. Сюда, в Польшу, привела ее фронтовая дорога. Здесь и закончился ее боевой путь. А началась она весной 1942 года.
- Брат только домой вернулся из госпиталя, весь израненный, на костылях. Его сразу взяли, когда война началась. У него тогда уже семья была. Нас, сестер, было пятеро, а брат у нас один – Петр Васильевич. Видаться некогда было. Он пришел, а мне – повестка. Меня призвали в самое половодье, - вспоминает Анисья Васильевна. - Нас было четверо: Катя Журавлева из Силкино, старшая – Шура Скворцова из Вавожа, еще была Нина из эвакуированных и я. Отправили нас своим ходом, пешком. На ногах лапти, за плечами котомка. Весна была в том году бурная. Пока мы добрались до Сюмсей, вымокли до нитки. Пришли к ночи. Куда деваться? Спасибо, в школу техничка пустила. Здесь у печки обогрелись, одежду высушили…
Воспоминания Анисью Васильевну возвращают в то нелегкое время. Волнуясь, она рассказывает про Лесную Поляну, где было подсобное хозяйство от училища. Там барак, они жили. С утра работали, а после обеда начиналась учеба.
- Как кроты, все перекопали мы тогда. Вся сельхозработа в училище была на нас. Картошку, капусту, лук – все выращивали. Тяжело, а вся кормежка – крапива. Ох, наелась я ее…
Машины у нас был чурковые – чурками топили. Газовые. Только плохо они нас слушались. Как ни бьешься, никак не заводится. Вот мы и все 12 человек ее толкаем, а кто-то один в кабине. Потолкали порядочно.
Инструктор учит всех по очереди, я самая последняя. Села в кабину, смотрю, как включать зажигание, как скорость…Три месяца так прожили, в работе и учебе. В августе вождение сдавали, а права нам не дали. Отпустили домой. Опять оттуда домой пешочком топали. Домой пришла, переночевала. Мама хлеба испекла. Утром каравай в котомочку, чаю попили морковного – другого-то у нас и не было – и в путь-дорожку дальнюю. Пошли меня мои старики провожать. Прошли 12 домов нашей слободки. Выскочила одна, обкудакала:
- Куда вы идете?
- В армию меня провожают…
Дождь идет. Это примета добрая.
Дошли мы до елки в поле. У нас всех до нее провожали.
- Больше не ходите!
Попрощалась с родителями и пошла дальше под дождем. То ли слезы, то ли дождь по щекам. Кто знает, как будет. Приведет ли меня обратно дорога домой? Пока шла до Вавожа, промокла до ниточки. Из церкви хлеб вывозили. Увидела знакомую сторожиху, у нее переночевала. Сняла свою оболочку, выжала. За ночь не высохло, так и пошла на станцию, где был объявлен сбор.
Собрались все 12 человек. Пришел паровоз. Посадили нас на открытые площадки и повезли в Ижевск. Там за нами приехали «покупатели». Я попала в Бессоновку Пензенской области. Осень прожили, зима прошла. До весны нас снова учили. Гоняли за пять километров. Опять вождение сдавали. Дали права ускоренные. А потом нас всех расформировали на 14 точек, кто куда попал. Я в Тамбов сначала, оттуда 15 км пешком. Там военная часть стояла на переформировании. И тут приказ пришел: «Мужчин на передовую». Мы провожали их. Все перестирали, собрали что могли.
Отправили мужиков на фронт. А нам дали их машины. Это только одно название, до того разбитые. Мне досталась от шофера Курочкина, разбитая на «нет». Кузов привязан проволокой. Скорость не держалась, карданный вал тоже. Надо было болты авиационные искать самим.
Только вроде все собрали, приказ: «Собирайтесь!» Куда? Не знаем. А куда прикажут. Армия на колесах – это мы, девчонки на разбитых трехтонках. Куда приказ, туда и мы. Где были, куда возили – все и не расскажешь. Заводы военные обслуживали. Там пряжу вырабатывали, шинели для солдат изготовляли. Мелочная служба: по 2-3 недели на одном месте и опять в дорогу. Разные случаи бывали. Техника – не человек, бывало, не выдерживала. Как-то в лесу на ночь вынуждена была остаться, пока помощь не пришла, ноги к сапогам пристыли. Довелось и бронепоезд охранять. Была у нас пушка. За снаряды к ней я отвечала. Каждый день проверяла. Однажды чуть смерть рядом с ней не приняла. Смерть рядом ходила.
Потом опять приказ: собираться! Говорили на Дальний Восток, а в итоге привела фронтовая дорога в Польшу. Здесь, в г.Станислав, я и встретила победу. Я как раз была в наряде. Подходит ко мне дежурный из части:
- Карандашова, война кончилась!
- Миш, не болтай, а то посадят за это!
Не верилось, что будет конец этой проклятой войне. А на рассвете, когда все еще спали, раздался голос: «Товарищи, кончилась война!» Все выбегают, кто в подштанниках, кто в трусах.
- Повар, вари больше мяса! Праздновать будем!
На улице пальба. Меня с поста сняли. Вышла я на улицу, тоже выпустила все пули в небо… Начали домой отпускать. Мы еще до лета в Польше были. Потом я заболела – малярия настигла. Дали мне провожатого до Ижевска. Наделили богато сухим пайком: сухари, консервы, хлеб… Повела меня дорога обратно. Вот и станция, теперь дорога прямая до Вавожа. На мне шинель-скатка, через шею, котомка с продуктами за спиной. Жарко, июль… Но ноги домой сами идут. Вот и Силкино. Где-то здесь подружка Катя, вернулась ли она домой? Может, зайти? Нет, домой быстрей. Вавож прошла, Малькан позади. Ноги в кирзовых сапогах устали. Взять бы разуться, да босиком по родной земле… Котью прошла. Иду по Волипельге. Почта была на Интернациональной улице. Выбежали девчонки нюрподские:
- Ой, Анька идет!
А я не обернулась. И продолжаю, знай вперед. Еще 5 км оттопала. Дошла до Нюрпода, дом вижу, вот и межа. Мама на коленках грядки полет. Я остановилась: скричать или нет?
- Мам, - позвала негромко. Не слышит. Я громче… Она голову подняла, узнала. Подошла, обняла и заплакала: - А мне тебя и покормить нечем…
- Ладно, пошли домой. Самовар поставим…
Открыла я свою котомку, накормила стариков. А малярия меня еще неделю трепала. Я и сейчас в теле, всегда была полная, круглая. «Ей работать неохота, вот и лежит», - и так говорили. Мне бы надо хинин, а где его найдешь? Спасибо, старичок-фельдшер научил: «Хинин-то из ивы делают». Поднялась на ноги, надо работать, как-то надо стариков кормить. Бралась смело за любое дело. В 1949 году соседкой взялись овец пасти. Колхоз платил по 20 кг муки в месяц, а в деревне за трудодни. Лето отвели. Как-то уж по осени пригнали скотину, и сыпной тиф свалил. Сил нет. Тогда нас сразу 12 человек увезли в больницу. Сыну моему, Вовке, тогда 1 год 4 месяца было. Я одна сидела, все пластом. Отца не спасли. Умер, похоронили в Вавоже. Нам не сказали. К нам не пускали. Как-то к окну пришла тетка Саня, мамина сноха.
- Как наш тятя?
- Нет его, умер.
А маме не говорили. Придут к ней сестры, она спрашивает:
- Как там наш дедушко?
- Сегодня поел немного.
На другое утро опять спрашивает про тятю.
- Скажу я ей, не буду обманывать…
А старушка-соседка отговаривает:
- Не сказывай! Ее с ложечки кормят. Не выдержит. Одна останешься.
Потом все же сказала:
- У нас тяти нет…
Приехали за нами на телеге после Покрова. В избе холодина. Пришел брат, забрал тогда к себе ночевать. Тяжело отходили после болезни. Слабость долго была. Я тогда лошадей кормила, потом доярка одна группу бросила, я коров этих забрала. Вместе с подругой Таей рядом. Тогда мы хлеба по тонне заработали. Хорошо мне было с Таей. Только вот подруженьку мою смерть рано забрала. Шла она с работы, речку перешла и упала. Идут женщины, удивляются: Тайка напилась. Домой на санках привезли. У нее только дочка была, да брат Иван, военный летчик в Одессе. Дали ему телеграмму. А я в тот день в Гыбдан ездила шерсть бить.
…Анисья Васильевна неспешно ведет рассказ и поглядывает в окно, словно сейчас там появятся дорогие ей люди. Как кино для себя прокручивает. В 1972 году похоронила мать. Тяжелая болезнь унесла сына. В Волипельге на улице Пролетарской Анисья Васильевна живет со снохой Александрой Ивановной. В Ижевске живет сестра Капитолина Васильевна. Она тоже приезжала на юбилей. На 90-летие съехалась вся большая родня, внучки приехали, с детьми. Анисья Васильевна сидела за столом гордая и счастливая: три внучки у нее, семь правнуков и другой родни не перечесть. Это ли не радость? Ради них она в 17 лет отправилась трудной дорогой на большую войну. Голод, холод, тяжелые потери – все было. Но дорогу эту трудную она прошла с честью.
Надежда ШИРОКИХ
|